Исследование феномена фаланги является, можно сказать, одной из магистральных тем в изучении «архаической революции» древних греков. Эта тема привлекала исследователей с различных аспектов: время формирования этого построения, его социальный состав, их политическая роль в государстве, тактические особенности действия на поле боя, изменения вооружения и т. д. Причем в разные периоды преимущество в разработке отдавалось различным сюжетам, что мы сейчас и рассмотрим. Оговорюсь, что в данном обзоре, отбирая материалы, я рассматривал только работы, специально посвященные феномену фаланги, хотя, естественно, во всех работах о греческом военном деле эта тема будет затронута.

Большую часть XIX в. ведущей в изучении античности была французская школа, которая не могла не затронуть и данную тему, изучаю проблемы культуры древности, в том числе и военное дело. В 1880 г. появилась совершенно сейчас забытая монография А.М.Т. Лора де Серинана «Фаланга» объемом в 127 страниц, специально посвященная фаланге[1]. К сожалению, данная работа осталась мне совершенно недоступной и охарактеризовать ее я не имею возможности.

Однако к этому времени инициатива в изучении военного дела была уже перехвачена немецкой школой антиковедения. Ведь после объединения и франко-прусской войны в Германии набирает силу милитаризм и военные исследования приобретают особую значимость. Вообще для анализа военного дела особое значение имела выработка метода исследования «с позиции критического разума», находящегося в рамках модного тогда гиперкритичного направления. Особенностью этого метода явилось разработка компаративного подхода, сопоставляющего схожие явления военного дела различных эпох, что позволяло лучше понять плохоизвестные аспекты древней военной культуры.

Естественно, одним из первых вопросов, волновавших немецких ученых, было место и время появления фаланги. Так, археолог Вольфганг Гельбиг, много работавший над двумя военными вопросами у древних эллинов, посвятил в 1911 г. обширную статью этим двум вопросом. На основании письменных источников автор пришел к выводу, что фалангу ввели эвбейцы во время Лелантской войны в середине VII в. до н. э.; при этом он указал, что неотъемлемым элементом гоплитской паноплии стал круглый щит-аспис[2]. А. Кюстерс, часть своей монографии, посвященной рассмотрению военных строев в греко-римском мире, посвятил изучению феномену фаланги, правда преимущественно македонской[3]. В какой-то мере итоговой стала статья Фридриха Ламмерта в «Реальной энциклопедии», в которой с немецким педантизмом рассматриваются вопросы происхождения и генезиса фаланги, способы ее построения от Гомера до Александра[4]. Вопросы социальной и экономической истории, тщательно исследовавшиеся немецкой историографии, не могли обойти стороной и военное дело, связь которого с социальной и экономической сферой жизни общества была ясна. Так, Мартин Нильсон, выступивший в 1928 г. в журнале «Klio» типичным представителем германской историографии, в своей статье прямо связал появление фаланги, окончательно сформировавшейся в VII в. до н. э., со становлением полиса, противопоставив фалангу индивидуальному способу боя ранней эпохи и господству всадников. При этом он полагал, что общинники-гоплиты, недовольные господством знати, помогли прийти к власти своим ставленникам тиранам[5]. Таким образом, М. Нильссон, по существу, сформировал теорию «гоплитской революции» в политическом развитии архаической Греции, которая затем была разработана в трудах о происхождении полиса и старшей тирании, что, впрочем, выходит за рамки данного обзора.

После погромов, произведенных национал-социалистами и проигрыша во Второй мировой войне, германская наука об античности не могла сохранить лидерство в исследованиях перешло к англичанам. Известный гомеровед Хелен Лоример, разрабатывая реалии «Илиады», не могла обойти стороной и вопросы происхождения и распространения фаланги. На основании археологических и литературных источников исследовательница пришла к выводу, что гоплитское снаряжение, особенно аспис, жестко связано с тактикой фаланги, в которой воины должны использовать только одной копье. Посему распространении фланги связывается антиковедом с распространением гоплитского щита в первой половине VII в. до н. э.[6]. Таким образом, она выступила за быстрое «революционное» появление фаланги.

С 1960-х гг. одним из направлений исследований опять становится связь гоплитов и фаланги с социально-политическим развитием древних греков. В 1965 г. британский археолог Энтони Снодграсс рассмотрел в своей статье «Гоплитская реформа и история» вооружение гоплитов и затронул политический аспект гоплитской инновации. Он указал, что греческое защитное вооружение было заимствованным около 675 г. до н. э. (щит и шлем — с Востока, а панцирь — из Центральной Европы) и использовалось первоначально аристократами для старого способа боя, то есть оно появилось до введения фаланги несколько ранее 650 г. до н. э. Причем гоплиты, по мнению ученого, отнюдь не были движущей силой эволюции греческого государства[7]. Э. Снодграсс, таким образом, выступил за эволюционное развитие фаланги. Существовали и иные точки зрения. Так, в 1977 г. британский исследователь Джон Селмон, выступая против последнего тезиса Э. Снодграсса, доказывал, что гоплитская реформа дала силы тому социальному слою, который был недоволен господством аристократии, тираническая же власть устанавливалась в греческих полисах с помощью всё тех же гоплитов, в частности Фидон в Аргосе опирался на фалангу, которую первыми, собственно говоря, использовали аргосцы. По Дж. Селмона, гоплиты существовали ранее фаланги, которая появилась около 675 г. до н. э.[8].

Еще в 1968 г. французский антиковед Марсель Детьенн, указывая на сложность процесса становления фаланги, связал это явление не только с изменениями в технологии, но и со становление нового типа полисного мышления и с изменениями в социальной структуре общества. Первое же применение тактики фаланги автор находил у спартанцев во время Первой мессенской войны[9]. Против последнего мнения выступил кембриджский антиковед Пол Картледж, специально изучавший этот вопрос, который пришел к выводу, что сначала появились гоплиты в характерном вооружении (ок. 725 г. до н. э.), а затем — фаланга в первой четверти VII в. до н. э. сразу у главных государств материковой части Греции, тогда как Спарта, наоборот, отставала в этом процессе, где фаланга появилась во время или сразу после Второй мессенской войны[10]. С другой стороны, по мнению Мэтью Трандла, спартанцы восприняли фалангу поздно, в первой половине VI в. до н. э., терпя неудачи в войне с тегейцами, у которых она появилась раньше[11].

Естественно, продолжалось обсуждения времени появления фаланги. Так, немецкий исследователь Ф. Кихле, полагал, что фаланга возникла в VIII в. до н. э., у Гомера же ее еще нет[12] Эта проблема часто обсуждалась и в рамках проблем, связанных с гомероским описанием битв. Так, немецкий исследователь Й. Латач в своей монографии, посвященной описанию боев у Гомера, Каллина и Тиртея, полагал, что уже у Гомера действует фаланга, которая даже могла уплотняться вплоть до синасписма[13]. Данное мнение подверглось критике со стороны известного гомероведа Х. ван Вееса, который указывал, что подобное построение просто объясняется условиями битвы и обозначает уплотнение воинов, созданное для превосходства над врагом на каком-то участке поле боя[14]. Положения Й. Латача в общем поддержал и Э. Снодграсс в своей второй статье, посвященной фаланге, в которой он подтвердил свои прежние идеи о длительном развитии тактики фаланги (до середины VII в. до н. э.) после введения гоплитского вооружения, а свидетельства Гомера признал в качестве одного из этапов в эволюции гоплитского военного дела[15].

Подвергалось изучению и эволюция боевых построений эллинов. Так, голландский антиковед Х. Сингор в своей диссертации и статье высказал гиптезу об эволюции фаланги, которая первоначально в эпоху Гомера была линией из незначительного числа хорошовооруженных воинов на фронте, за которыми стояли хуже снаряженные сородичи или соплеменники. Первоначальное же значение слова „фаланга“ автором объяснялось как „древковое оружие, копье“[16]. Американский исследователь Р. Сторч также рассматривал начальное построение фаланги середины VIII в. до н. э. как шеренгу состоятельных гоплитов в тяжелом вооружении, за которым стояли многочисленные ополченцы-крестьяне, вооруженные более легко[17].

В 1980-е гг. в связи с общим подъемом интереса к военному делу в западной историографии и распространением нового метода исследования, условно называемого «face of battle», опять усилилась разработка сюжетов, связанных с механизмом проведения гоплитской битвы, индивидуальной тактикой боя. Причем традиционное мнение о том, что в гоплитском бою всё решал массовый натиск поставил под сомнение еще в 1942 г. Э. Фрейзер, считая, что слово ØqismóV («натиск») и глагол Øqéw («теснить») греческие авторы использовали метафорично[18]. В 1978 г. Дж Коквелл выдвинул предположение, пространно поясненное им в статье 1989 г. «Ортодоксия и гоплиты», о том, что фалангиты сражались как бойцы-индивидуалы, которых не подталкивали вперед сзадистоящие гоплиты, натиск же они могли производить иногда, преимущественно в последней фазе боя. Таким образом, исследователь занял некую промежуточную позицию, считая, что натиск был, в общем, в бою, но лишь иногда. Дж. Лэйзенби также полагал, что обычно фаланги сражались, стоя на расстоянии копья, лишь иногда сшибаясь друг с другом[19]. Подобные точки зрения подверглась критике у со стороны «ортодоксов». Э. Холлидей в своей статье доказывал, что гоплиты — это не индивидуальные бойцы, разбивающиеся на поединки во время битвы, но они сохраняли свое построение в течении всего боя[20]. Позднее эту позицию поддержали американский полемолог Дж. Андерсон, добавив своей заметкой еще несколько ссылок, и один из наиболее авторитетных исследователей гоплитской битвы В.Д. Хэнсон[21]. Впрочем критики натиска в лице П. Кренца продолжали настаивать на точке зрения Э. Фрейзера и рассматривать ØqismóV как метафору, а столкновение гоплитов щитами как особо яростную фазу боя. При аргументации своей позиции П. Кренц оперировал психологическим фактором, объясняя для чего нужно глубокое построение фаланги: не для произведения натиска, а для моральной поддержки своих[22]. Данная позиция была раскритикована в 1994 г. американским филологом Р. Ладжинбиллом, который доказывал, что во время боя задние гоплиты толкали передних в правый бок своим левым боком[23]. Естественно, данная точка зрения вызвала критику самого П. Кренца, которого поддержал затем известный британский полемолог Э. Голсуорси, обратив внимание на сложность в синхронизации движения большого отряда воинов и на саму психологию гоплитов[24]. Хотя дискуссия не закончена, но видимо, более перспективна критическая точка зрения на натиск, поскольку, к примеру, сложно представить, чтобы во время боя задние гоплиты активно толкали передних, мешая им сражаться и вдавливая свои первые шеренги в строй врага.

В последние время в сборниках, касающихся военного дела, появляются обзорные статьи о гоплитском военном деле, где излагаются традиционные мнения по различным вопросам, в том числе и связанных с фалангой[25].

Отечественная историография по теме не столь обширна, как западная. В целом, вопросы, связанные с происхождении фаланги, не могли быть обойдены в общих работах по военной, социально-экомономической и политической истории, в частности, по становлению полиса. Отечественная историография дореволюционного периода ограничивалась гимназическими пособия или переводной, главным образом немецкой, литературой по военному делу. В советское время темы касающиеся военного дела, считались милитаристской и не приветствовалась в качестве предмета исследования. Существует лишь несколько статей на тему. Естественно, отечественных историков также волновало место и время появления фаланги: хочется знать, кто и когда придумал ее. Самым вероятным кандидатом кажутся дорийцы или спартанцы в частности с их милитаристской системой. В частности, В.Д. Блаватский, разрабатывая сюжеты, касающиеся военного дела эллинских государств Северного Причерноморья, затронул и тему происхождения фаланги, опираясь на свидетельство Полиэна (I,10), полагал, что фаланга как тип построения воинов появился у дорийцев аж во время их переселения на Пелопоннес, что и явилось причиной их военных побед[26]. Опираясь на выводы Э. Снодграсса, В.Ф. Кузнецов исследовал время появления фаланги в этрусских городах[27]. Сторонником связи установления старшей тирании и фаланги выступил ивановский византинист И.В. Кривушин, который будучи студентом занимался гоплитскими сюжетами. Он полагал, что фаланги первоначально состояли из клановых подразделений, которые умело использовали тираны в своих целях. Затем, став у руля государственного правления, тираны реформировали структуру набора фаланги из родового в территориальный и сделала ее инструментом своего господства[28].

В современной отечественной историографии интерес к теме возрос, отчасти из того, что тема стала модной, отчасти из-за влияние западных работ, на которых надо было как-то реагировать. Ю.А. Андреев, продолжая дискуссию западных антиковедов о происхождении фаланги, обратил внимание на наличие у гоплитов двух копий и неудобство метания из глубокого построения, при этом считая, что Спарта ввела фалангу во Вторую мессенскую войну[29].

Интерес к тому, как действовала фаланга на поле боя, часто проявляемый любителями военных игр, привел к появлению работ на эту тему. Ельницкий историк В.В. Лаптенков выдвинул идею ротации гоплитов внутри фаланги во время боя. Он полагал, что воины первой шеренги, посражавшись несколько минут, отходили по интервалам назад и становился последним в ряду. Поэтому фаланга могла вести длительный бой. Идея фантастическая. Во-первых, у нас нет данных о таком способе боя. А, во-вторых, как исследователь представляет себе такое прохождение. Гоплиты стоят в фаланге плотно, щит к щиту, а воин, идущий назад, рассталкивает бойцов соседних рядов и тем самым нарушая сплоченность строя. Кроме того, врагам, очевидно, надо было подождать, пока воин, развернувшись или просто пятясь, спокойно отойдет назад, а его место займет второй в ряду[30].

Другим сюжетом темы стала проблема эволюции фаланги как строя воинов. В 1997 г. в виде тезисов, а в 2002 г. в форме отдельной статьи автор этих строк предложил свою схему эволюции фаланги, разделив ее на три этапа: племенные глубокопостроенные отряды гомеровского периода; немногочисленные спешивающиеся гоплиты, первоначально строившиеся в одну шеренгу; классическая фаланга — строй гоплитов в несколько шеренг[31]. Петербургский исследователь А.Л. Жмодиков предположил, что первыми гоплитами были аристократы, которые становились впереди, так как героический этос требовал от них быть в первом ряду. Причем изображение на вазе из собрания Киджи автор интерпретировал посредством свидетельства Полиэна (I,10) о действии флейтистов Гераклидов[32]. Археолог А. М. Бутягин в своем докладе «К проблеме сложения фаланге» отметил, что вторая шеренга появилась в строю по мере увеличения количества воинов среднего класса, способных служить в тяжелой пехоте, второе же копье, которым были вооружены архаические гоплиты, было метательным[33]. Говоря о механизмах образования фаланги, латвийский антиковед Х. Туманс, получивший, впрочем, образование в Санкт-Петербурге, полагал, что фаланга появилась как ответ демоса на действие аристократической конницы, которая обычно не рисковала атаковать плотнопостроенный строй пехоты, внутренним же катализатором для образование фаланги послужило установление тирании. Сама же фаланга появилась в Аргосе, а в Афинах она была лишь со времен Солона[34].

В целом, современная отечественная историографии исследует те же темы, что и западные исследователи, что говорит о постепенной интеграции российской историографии в мировую. Хотя русский язык подчас остается непреодолимым барьером для западных исследователей, но «всеобщая компьютеризация» помогает ученым через электронные переводчики понимать общий смысл работ на русском языке.

Как видим, французская школа антиковедения XIX в, изучавшая преимущественно культурные явления и бывшая лидирующей школой почти в течении всего девятнадцатого столетия, представлена лишь одной монографией на тему, тогда как германская первой трети XX в. представлена более обширным списком работ, которые рассматривают как чисто военные вопросы, так и их связь с социально-экономическим строем общества. В послевоенной же историографии в лидировавшие во второй половине XX в. англо-американской историографии основными темами стали военно-технические и тактические сюжеты, а также проблемы происхождения фаланги. Современная же отечественная историография идет в общеевропейском русле и обсуждает, правд не столь оживленно, те же вопросы.

В целом, сейчас многие исследователи сомневаются в теории «гоплитской революции» середины VII в. до н. э., хотя связь становления полиса и оформления фаланги как построения граждан-гоплитов очевидна[35]. Доминирующей является гипотеза об эволюционном появлении фаланги, постепенного принятия различных элементов оружия и формирования тактики, большинство же ученых отказались от «революционного» мгновенного появления фаланги. Время фаланги постепенно подымается до VI в. до н. э., а местом формирования фаланги считается Пелопоннес. Вместе с тем, дискуссионными остаются вопросы, связанные со способами боя и тактикой гоплитов и фаланги.